Мораль, филантропия или диалектика природы. В чем причина непочтения почтенного возраста?

Природа или Творец, создав человека, как и любую другую живность, вне зависимости от табели рангов на социальной или биологической лестнице отмерили им строго определённый и, надо полагать, самый оптимальный срок бытия.

Но как бы не рассуждал Творец в момент творческого вдохновения, срок отпущенных им для нас 75−80 лет кажется унизительно малым, и мы, цепляясь за спасительные соломинки, пытаемся продлить своё пребывание на дневной стороне.

Истязаем себя насколько безвкусными, настолько и бесполезными диетами, запредельными по физической нагрузке тренировками, голоданиями, закалками, да еще на юбилеях долгих лет жизни желаем. Не задумываемся, однако, о том, что рано или поздно, несмотря на все старания, придёт пора увядания, развала личности, социальной никчемности. Подобно некогда красивой, но вышедшей из моды вещи, даже в своём ближайшем окружении станем помехой, инородным телом. Как эта вещь, еще пригодная к употреблению, но сиротливо висящая в прохожей в ожидании приёмщика утильсырья, окажемся на социальной свалке.

Любовь, чувство долга перед своими родителями — понятие слишком эфемерное, и какими бы мы ни были альтруистами-филантропами, отживающее, исчерпавшее свой биологический ресурс поколение должно уступать место на него претендующим. Это диалектика природы, закон отрицания отрицанием. Он распространяется на весь животный и растительный мир. Отойдём, однако, от философских мудрствований, к вопросу вернусь несколько позже.

Так в чем причина нашего непочтения к отживающему поколению? От уважения или, наоборот, от неприязни к старикам развелось сейчас на просторах России бессчётное количество приютов? На такой вопрос, в зависимости от нравственной позиции автора, можно дать как положительный, так и отрицательный ответ. Но главный, и в этом не надо сомневаться — развал института семьи и брака. основной скрепы благополучных, построенных на взаимоуважении в межличностных отношениях.

С приходом эры свободного секса в наш лексикон, словно чертик из табакерки, вклинился нелепый, как в семантическом, так и юридическом отношении неологизм «гражданский брак». Не буду давать этому понятию этимологического определения, оно и без того у каждого на языке, важно, что этот шедевр современного сленга, как зловещая Кассандра, внёс основную лепту в развал института семьи и брака. Хотелось бы задать вопрос мудрецам от русского языка и такого же фольклора: а что, браки, заключаемые в загсе, не являются гражданскими? Тогда как понимать аббревиатуру загс: запись актов ГРАЖДАНСКОГО (NB!) состояния? Коли есть акты гражданские, то, надо полагать, есть и военные?

А не проще ли, не прибегая к идиомам, вещи называть своими именами, а браки вне загсов — сожительством половых партнёров, ничем их не скрепляющим, кроме актов соития? Не по этой ли причине свыше 70% таких «браков», заключаемых «по любви», не успев дойти дальше рождения ребёнка, на деле оказываются пробными и подвергаются развалу? Редкими ли в современном обществе являются прецеденты, когда у одной матери трое детей числятся под разными фамилиями? Не является ли такое положение тревожным признаком возвращения к полигамии?

Моё мнение может не совпадать с таковым некоторых читателей, но именно в этом положении я вижу основную причину нашей неприязни к старикам. Захочется ли какой-либо бизнес-вумен содержать в своей квартире немощных, да еще с протянутой дланью родителей второго, а то и третьего мужа? Ответ напрашивается сам собой. Отвязаться от них, определить в хоспис — эту сортировочную площадку на пути к последнему причалу. С каким тяжелым осадком на душе покидаешь такое заведение, когда доводится бывать там с целью консультирования…

Как укор цивильному обществу можно делать ссылки на этносы, где уважение к старикам возведено едва ли не в ранг культа. Вполне с этим согласен: к тому их обязывают нравы, культура, обычаи, но главным образом — религия. Однако наряду с таковыми можно привести примеры и совершенно противоположного характера, где по историческим меркам совсем недавно, 1−1,5 века назад, широко практиковалась «добровольная» эвтаназия.

Так, у монголов и некоторых племён Тибета человеку, в каком бы физическом и психическом состоянии он не пребывал, по исполнении 60 лет полагалось покидать своё племя и отправляться на съедение волкам или грифам. Такой же обычай практиковался и у народов Севера. А вот в Патагонии, по описаниям Ч. Дарвина, со стариками разбирались более прагматично: их методом копчения у костра подвергали «консервации», чтобы в голодные зимние месяцы использовать на питание соплеменников.

Еще более дикие обычаи существовали в Полинезии. По описаниям английских миссионеров, там были острова «вечной юности», где не то что стариков, но не было даже пожилых. По их словам, убиение своих родителей, достигших 45 лет, возлагалось на обязанности старших сыновей. При этом назначенные на «процедуру» мать или отец (если он был известен) шли с совершенно лёгкой душой. Погостов у них не существовало, но зато махровым цветом процветал каннибализм. Надо полагать, что наивные дети природы не были знакомы с постулатами Мальтуса и квадратных метров в бунгало для укрытия от непогоды, маниоки для питания и рыбы в океане для них хватало.

Этот исторический экскурс я сделал не для перенятия опыта; эти народы и в настоящее время еще недалеко ушли от палеолитического уровня развития, когда не было ни нравов, ни религии, были только обычаи. Дикие, но обычаи. Впрочем, эвтаназия, как способ отношения к безнадёжным старикам и таким же онкобольным, хотя и цивилизованная, но в некоторых странах Европы уже начинает внедряться в практику.